Молитва

Дабы растворить свои сомненья,

Признаюсь всем, как на духу,

Сжечь хмель от грустного виденья,

Что почитал, всю жгу труху…

Я прежде сам себе казался,

Что жил, любил, что шел, как мог,

Ребенок то не просыпался,

Ведь спящему не взять порог.

Ел, пил и сладким все казалось,

А чрево горечью полно –

Кутил! Но после не икалось,

Что в голове пустой хмельно.

Все было, не ценил. Растратил…

Я разбазарил просто так,

В дороге только смачно гадил,

Ведь пятился, как в речке рак.

Винить невинных я не стану,

Виновных, то же, в мире нет,

Но как в себя я лишь загляну,

Мне виден только мрачный бред.

Один виновный есть в округе,

Ты ждешь его в Своем Суде –

Он в поэтической натуге,

В молитве плачется Тебе.

Но я такой совсем невнятный,

Излил все слезы в тех скорбях,

Когда, желая, куш богатый,

Забыл о тех кто был в паях…

Но вдруг себе сказал я : «Стоп!»,

Порыв души, что камень кинул.

Отцу поведаешь ли гнет,

Что сам себе ярмом накинул?

Найдешь ли в мире место то,

Где о своей беде поведать,

Чтоб после стало бы легко,

Благое людям начать делать?

Куда пойти? К кому податься?

Где тот найдется человек,

Кому бы смог и я отдаться,

Исправить мой несносный век?

Служивых много повидал я,

Такие разные, любой «прикид»,

К себе на службы зазывая

Чистюли все на внешний вид.

Места отделали достойно –

В огне свечей: «На многа лет…»

Кадилом машут там пристойно…

Но я ищу где Божий Свет !!!

«Сестер» и « братьев» толпы бродят,

Зовя к себе и говоря:

«Рецепт миссии нам приносят,

Как вам спастись от суда дня»,

Но оправдать меня не надо,

Их адвокат не друг , но вор,

Чтоб заплатить им денег мало,

Ведь бизнесменский договор!

Ну и жалеть меня не надо –

Виновный терпит приговор!

Но я хочу, чтоб поздно ль рано,

Чтоб поборов души раздор,

Когда Отец Един Небесный,

Простит деяния мои,

Его Слова не шепот лестный,

Они звучат, как гром в тиши!

Но если я в Пути до Бога,

Кто ты, что заграждаешь ход?

Тьма полномочий? Недотрога?

Пути, увы, мне нет в обход…

*   *   *

Угасший день и месяц в небе,

Без сил упал я на кровать,

Где и забылся… Тяжко в теле –

Не просыпаясь странно спать…

И мне привиделось виденье,

Но непонятно. Как-то вдруг

Иду в лесах в лихом сомненьи,

Глядь, там прохожий. Враг иль друг?

Вот приступаю я с вопросом:

«Скажите, милый человек,

По доброй воле, не допросом,

Ищу былой счастливый век.

Имел я раньше все в достатке,

Безбедно жил, не тосковал,

С богатства прежнего в остатке,

В суме лишь «хрен», что одичал.

И вот ищу обитель Бога,

Чело пред Ним я буду бить,

Чтоб в закрома родного дома,

Все мне вернул – как прежде жить!

И пусть хозяйку мне поищет,

Чтоб с нею враз – и под венец,

Здоровья надо – в легких свищет,

Ведь Он Отец иль не Отец?

Пусть сыну Он в заботе важной,

Представит банк и кресло в нем,

Прислугу с важной секретаршей,

Чтоб был доволен каждым днем!

Займусь тогда и я делами,

С остатка средств настроить смочь,

Под куполами и крестами

Дома ваять, и день, и ночь…»

Закончил речь. Но что же путник?

Глядел поверх моей главы,

Как будто видел в небе спутник,

Не речи странные мои.

Потом, немного поразмыслив,

Как взвесив что-то на весах,

Сказал спокойно, не возвысив,

И свет сиял в его очах:

«Таких искателей я много

Везде по миру повстречал,

Ходили чинно, очень строго,

Никто обратно не шагал.

Возможно, сгинули в пучине,

Возможно, хищник повстречал,

А кто завяз в болотной тине,

Недавно кто-то так кричал…

Сколь лет в Пути твой Храм не видел,

Но направленье укажу,

И, чтоб не думал что обидел,

Я ряд примет, все ж, подскажу.

Опушка леса вон. Дубрава

За ней растет с лихих осин,

Пустыня слева, пропасть справа,

А там река болотных тин. »

Сказав все это, развернулся,

Шагнул немного от меня,

Как бы на что-то натолкнулся,

И обернулся не смотря:

«Коль в поиске, то Путь укажет,

Но вдруг найдешь – то не взыщи,

Находка все сама расскажет,

Я все сказал! Теперь – ищи…»

Здесь он внезапно растворился,

А может в небо, в высь взлетел,

Тогда не сильно удивился –

Я не пошел, я полетел…

Вот и сосенки расступились,

И все, как путник, говорил,

Там комары жестоко вились,

Болотный край так их бодрил.

Облазив все сии деревья

Я притомился, пыл угас,

Трясла напавшая икота,

Уж не пришел последний час?

И все один, пуста округа,

Хотя бы с кем поговорить,

Шумел камыш. А рядом с дуба,

Шурша слетал последний лист.

И не земля – болота жижа,

Осенний ветер снег кидал,

И расплывался там, как грыжа,

Довольный дьявола оскал…

Но вот домишко заприметил,

Стоял он рядом, на краю,

В дворцовые хоромы метил?

Мечтал очнуться я в Раю…

Ну, что ж, дурак. Иди в барак!

Хоть что-то… Пусть удача.

А там… бутылки, грязь – бардак…

Что ж, по заслуге мне отдача!

Во влаге стены и без окон,

Там звонко капает в углу,

Так в камере тюремной строгой,

Мечтает узник по теплу.

Но вот увидел я стремянку,

Она свисала с высока,

Уж не попал ли я на пьянку?

Она свисала с потолка!

Как только не таращил зенки,

В выси лишь тьма везде, вокруг

Все наяву. Прочь хмеля бредни! –

Металл на лестнице упруг.

Лезть вверх, и нет пути иного,

Не там ли моего Ковчега Верфь?

Пусть поглотит там тьма дурного!

А может умный? Лезь! Не дрейфь…

Взбирался весь в недоуменье,

Не видел прежде тех трудов,

Кому хватило столь уменья,

Низин лачуг в выси дворцов?

Но вот бардак внизу растаял,

И где то там, в выси, вдали,

Нет, не подумайте, не спятил,

Как та звезда в лучах зари,

Забрезжил свет и есть надежды,

Что цель пути достигну все ж,

Забыв про все сорвав одежды,

Вошел во сет, как в масло нож.

Вот купола по кругу ровно,

Их пять и можно не считать,

А центровой могуч, достойно,

Шестой. Мне все бы это внять…

И все они источник Света,

Не как в привычных нам церквях,

Где массы свечек без обета,

За упокой, когда в скорбях…

Сияние пред мной дивинно,

Нет слов, чтоб все вам описать –

Оно, какое то, глубинно,

В таком бы всякому летать…

Но стен не видно – все туманно,

Нет щели заглянуть во вне,

И тут увидел, что есть странно,

Таких красот не зреть нигде!

И вот когда пути кончаться,

Который вел меня на верх,

В блистающих огнях купался,

Во тьме низин, где мрак утех,

Раскрыт проем и свет оттуда,

Какой то яркий, белый свет,

Но вот беда, как та простуда,

Когда заразным хода нет!

Достиг конца я той стремянки,

И пал бы в низ, себя б убил,

Как осыпаются вниз склянки,

Когда шалун окно разбил…

И стал за лестницу цепляться,

Ломая ногти, пальцы в кровь,

Но силы кончились – не гнаться

За птицей счастья, мне не в новь…

Мой Путь весь тонок и опасен,

Не всякий мог его пройти,

Понятно мне, как был несчастен,

Любой из нас, чтоб цель найти…

Ну что понятно – то понятно,

Последний миг и не проси,

И я взалкал довольно внятно:

« Отец Ты мой! Меня прости!...

Прости за то, что так не сделал,

Как надобно тому бы быть,

Что от работ трусливо бегал,

К чему теперь надрывно выть?

Позволь просить в сию минуту,

Одно лишь благо для себя,

Пусть мертвецом сей час я буду,

Узнав Тебя, прости меня…»

Немного сил во мне осталось,

Но подлецом зачем же жить?

Спокойно! Пальчики разжались…

Чтобы в лепешку… И не быть…

Но Свет, что лился ото всюду,

И вопреки мечте моей,

Знамением предстало чудо,

Коль не ценил судьбы своей.

Услышал Глас, могучий, ровный,

Такой, что мертвеца поднял,

Был рассудительный, спокойный,

И я тогда чего-то внял…

«ПРОЩАЮ – СЫН ТЫ МОЙ!»…

И тишина, как будто не бывало

Но экзекуции такой со мной,

И чтобы чадо понимало…

И не понять, чего завис я,

Желал коль камнем полететь,

Но чистым светом не давился,

Свободным стал не вдруг висеть…

И мне ни холодно, ни жарко,

И нет теней, хоть как мой взгляд!

Коль сердце светом источало,

Ведь для него не быть преград!

А все сияет и искрится,

От тишины приятный звон,

И все понятно. Не дивиться!

Исчез куда-то мрачный стон…

Недолго радость продолжалась,

Взлетело тело и в проем,

А там такое начиналось!

Как вновь опять в родной дурдом…

Знакомые, но их не видел,

Нигде ни разу не встречал,

И все орали, что обидел,

Коль мимо всех я пробежал.

Гулял кабак в размахе диком,

Не буду все о нем писать,

И хоть молчи, ори хоть криком,

Пришлось себя тогда спасать.

Коль стал прощен за что – понятно,

Повторно мне зачем грешить,

Тогда сказал себе я внятно:

«Прощенным дважды мне не быть!»

И вот прорвался коридором,

Бегу, взирая в потолки,

А с номеров, как бы измором,

Пытают шлюхи, а телки

Себе иного не желали,

Крича «люблю» – истошный вопль,

Поспешно дух свой испускали,

Вот такова их суть и соль…

Тела неспешно погружались

В кабину лифта и – вперед!

И вниз, в пучины посылались,

Известен всем их был черед.

А все там буйно клокотало,

На бойне так быков валить,

Любое тело вмиг взлетало,

И снова вниз – грехам не взмыть!

В кабину лифта не пустили,

Спустился лестницей тогда,

Как мне мозги там не мутили,

Понятно все, что там – беда.

И вновь, опять сосновым лесом,

Иду неспешно. Но куда?

И вот тот путник, он с отвесом,

С чем строить надобно дома,

Вручает этот инструмент,

И говорит: «Ну что, добился?

Тебе не нужен документ,

Что с прошлой жизнью ты простился?

А все видения твои,

То из твоей души невнятной,

Сие видение храни,

Плохой пример всегда понятный…

Ну, вот теперь давай, дерзай!

Что строить будешь ты – не знаю,

Из камня правды воздвигай,

Чтоб больше сердце не стенало…»