«И сказал Иисус: на суд Я пришёл в мир сей, чтобы невидящие видели,
а видящие стали слепы... если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха;
но как вы говорите, что видите, то грех остаётся на вас.»
(Евангелие от Иоанна гл. 9 ст. 39, 41)
Однажды как то я влюбился,
Не кое-как, и не за так,
Как будто в яму провалился,
Как что-то с печки смачно – бряк!
Потом, естественно, страданье,
Ведь так положено у нас,
И размышленье, и гаданье,
Как на войну, в нелёгкий час.
Осилив после треугольник,
Любовный, только из сосны,
Так разузнал – каков я ЧМОшник,
Дожить хотя бы до весны.
Вокруг зима. Искристым снегом,
Затмило теменью глаза,
И долго шлялся б печенегом,
Да приключилась вдруг беда.
Как закачала в разум масла,
Как закрутился механизм,
Кнутом огрела. Крикнул – баста!
Ведь это чистый шовинизм!
Нет, не еврейской я породы,
Хохлом скитаюсь уж не год,
Но уважаю их невзгоды,
Ведь Богом избранный народ.
Ведь для чего они скитались,
В пустыне, в вязнущем песке,
Конечно, ждали, не метались,
Но шли упорно, и в тоске.
Напрасно так бы не ходили –
Обетованная Земля,
А чтоб в невзгодах не забыли,
Какой ценою – навсегда.
Когда нам даром кинут что-то,
За просто так (как надурняк),
Неоценимо это просто,
Ведь на халяву и за так.
А будь допущены к чему-то,
Оравой стряпаем пикник,
Но вложишь труд, то после мудро,
Распорядишься, славя Лик.
Такою мыслью я проникшись...
И стала греть меня она,
Что жаждущий к воде приникши,
Как околевший у костра.
Когда как в гости забуримся,
Увязнешь, пьянствуя, шальной.
С похмелья после удивишься,
Что потянуло так домой?
Вот так и я, пируя денно,
В похмелье вспоминаю дом,
Весь мой удел и тело бледно,
И страсти мыслят не о том.
Они влекут меня насытить,
Утробу бренную на сто,
Наворовав в карманы ссыпать:
Деньжищ, алмазы, серебро.
Забрать к себе все копи мира,
Залезть в гарем, как падишах,
Но в пах упёрлася мортира,
Она как мат, не сделав шах.
Вот и любовь моя, страдальца,
Гнильцой попахивает тот,
В мечте без чувств засунуть яйца,
Кукушкой взмыв за горизонт
А злой Амур тот знает дело,
Когда все стрелы отравив,
Загнал гарпун под сердце – в тело,
Всё человечье подавив.
И зверем взвыв во время случки,
Как утолить страданий плоть?
Поразбегались в страхе сучки –
Они наелись, им не в мочь.
Они с ковбойского родео,
Кобылками загон забит,
Без комментариев – Медео,
В заездах ставки, страсти, свист...
В другом конце идёт коррида.
Нагие амазонки в красный цвет,
Им пофигу! Что там либидо?
Быки! Спустите всё! Иль нет?!
Любовь? Её мы оболгали,
Растерзанной забросили во ржи,
Кого попало, ею заниматься звали,
Чтоб весело и смачно – не тужи.
А чтоб допущенным быть к телу,
Как наркоман пойдёт на всё,
Так и самцы без свету белу,
Вкусили плод, а он гнильё.
И вот такая вот рулетка,
Когда, оставшийся в трусах,
Опустошённая барсетка,
Счета и судьбы в минусах.
А для чего? Чтобы когда-то,
В пустом, безрадостном дому,
О случках вспоминать забавно,
Но не поведать никому.
Не праведно растрачено здоровье,
И не слова – звериный рык,
Но ужасает смысл, что в пойле,
Как эхо, отдаётся крик…
Тогда зачем всё это надо?
Зачем гарцуем, кобели?!!!
Зачем кричим в постелях сладко?
А, может, с мыла пузыри?
Ну и зачем попытка дана?
Когда вдруг райский Человек,
Произродил на свет Адама,
Но ведь для Евы и Вовек...
Ведь признан Господом он богом,
Познавшим, что добро, что зло,
И не пугаемый острогом,
Ниспосланный, чтобы везло.
А посланы в труде мы жать,
На поле, где родители пахали,
Но ниву топчем, нам не убирать,
Проклятьем очи чёрные застлали.
Где жнец, с любовью, собран урожай?
Труды в поту нелёгкие твои?
С лесопосадки треск и «наливай!»
И стоны, чмоки – местные бои...
Отец Небесный ждёт – что соберёшь сей час,
Любовь Его была пустая трата,
На дело правое у нас не пробил час,
Ведь вера наша пошлая, не свята…
И дом небесный наш останется пустым,
Не отворит Архангел Врата Рая,
А с окон взгляд в укоре к неживым,
Спешащим в скрежет челюстей, стеная.
И вот узревши вот таким себя,
Что очи ото тьмы разверзлись,
Осталось только полюбить себя,
А что любить? Огонь, затеплись!
Восстань! Как я бы ни тушил Тебя!
Пылай! Но весь в моих Ты испражненьях,
Вернулся узник в каземат – беда…
Довольно износился в этих упражненьях.
А что любить во мне? Слепого старца?
Ведь даже смерть боится дать вердикт!
«Ну что? Полны ль дела? Как яйца?
Что в оргиях извлёк? Твой гроб забит!»
О горе мне! И в ад дороги нету!
В душе холодные осенние дожди,
Прикованным к галерам кануть в Лету!
Но даже там забито всё – не жди...
И вот тогда, собрав остатки силы,
Что стою я, что мой удел?!
Поджёг останки, уже они не милы,
Последняя надежда на расстрел.
И воспылав, как ясен факел ночью,
Без копоти, червонным золотом Огонь!
Всё возгорелось, даже тела клочья,
Хотя просила плоть – не тронь!
Распятый на своём Кресте.
Алтарь небесным Светом озарился,
В агонии грехи пылали те,
Чтоб Дух свободный жизнью заструился...
В молитве каянья услышан был,
Услышан Тем, по чьей Могучей Воле,
Однажды призван, дабы грешное омыл,
Чтоб испытать себя в познаньях, доле...
Прощённым стал, что зло творил,
За всё, содеянное мною,
Указан Путь, и двери отворил,
Идти вперёд, но не тропою.
В молитве Бога всё прошу,
Чтоб битым быть, коль и с Пути собьюсь я,
Мой Крест при мне – всегда ношу,
Надеюсь, больше не запнусь я.
Один лишь грех готов я взять:
Она дала мне повод исправленья,
Позволь всю боль её объять,
Укажь ей, Боже, Путь для исцеленья...
|